Ниндзя с Лубянки: и один в посольстве воин

Интервью для “Диапост – портал созидательной журналистики”
автор Николай Левый

В самой, пожалуй, известной книжной серии нашей страны — «Жизнь замечательных людей» вышла книга Александра Куланова «Роман Ким». Книга эта необычна уже хотя бы в силу того, что посвящена биографии на редкость загадочного персонажа: Роман Николаевич Ким был японоведом, писателем, советским контрразведчиком, корейским патриотом, репрессированным, а позже реабилитированным «японским шпионом». Мне удалось встретиться с автором книги и задать ему несколько вопросов о ее герое.

Untitled-8— Вы уже не первый год всерьез занимаетесь изучением биографии Романа Кима. Что на сегодня удалось выяснить и о чем, может быть, оказалось недорассказано в вашей новой книге?

— Да, первая моя публикация о Киме относится к 2014 году, когда глава под названием «Крестный отец Штирлица» появилась в книге о советских японоведах-разведчиках. Но про этого человека никогда не получится рассказать все до конца – по той простой причине, что мы никогда о нем всего не узнаем. Поэтому каждая статья или книга о нем — скорее новости с фронта исследований, чем набор раз и навсегда устоявшихся фактов, которые можно «затвердить» в официальной биографии. Например, сейчас известно, что Роман Ким учился в Японии в привилегированном учебном заведении – школе и колледже университета Кэйо. Но почему и когда он его покинул, мы не знаем. У нас есть свидетельства одного из его друзей о том, что наставником Романа Кима и будущего императора Хирохито был один и тот же человек, но подтвердить эти данные не получается уже около сорока лет. Правда, мы более-менее точно знаем, чем и как Ким занимался в 20-30-е годы прошлого века. Это была работа сначала на контрразведку, а затем и в контрразведке. Есть сведения, что о нем знал лично Дзержинский. В дальнейшем Роман Ким несколько лет трудился в Москве как секретный, а с 1932 года — как штатный сотрудник ОГПУ-НКВД. И здесь нам не избежать параллелей со знаменитым Рихардом Зорге. Принято считать, что основной заслугой «Рамзая» является его вклад в определение стратегии Красной Армии в начальный период войны, что позволило перебросить сибирские дивизии под столицу СССР. При всей моей симпатии и уважении к Зорге, давно и, как мне кажется, обоснованно существует версия о том, что на самом деле это в значительной степени было заслугой сразу нескольких людей, имена которых до сих пор никогда не назывались. Я уверен, что один из них, человек, ни в чем не уступавший Зорге – это как раз Роман Ким. Именно благодаря ему советская контрразведка получала уникальной важности и секретности данные прямо из Москвы, из японского посольства, из военного атташата.

— Поясните, пожалуйста, каким образом?
— Способов было несколько и, основной, конечно, агентурная разведка: вербовка и дальнейшее использование агентов, а также дезинформация тех вражеских разведчиков, кто на вербовку не шел. Помимо этого, Роман Ким лично проникал в здание японской дипмиссии и, вскрывая сейфы, фотографировал секретные документы. Известен удивительный случай, когда Ким во время одной из таких операций забыл на столе японского посла камеру и ушел — мы знаем эту историю со слов его родственника, которому сам Ким рассказал ее незадолго до смерти. Ему пришлось вернуться, уже вместе с другим сотрудником ОГПУ, и снова проникнуть в здание. В этот момент на улице у посольства раздался звук подъехавшего автомобиля с японскими дипломатами, приехавшими на работу. Тогда Ким и его товарищ сняли со стола скатерть, вместе с камерой бросили туда столовое серебро и другие ценные вещи. Разбили окно и бежали, сымитировав ограбление.

— Настоящий шпионский детектив. Насколько я понимаю, это еще не все?

— Роман Ким имел непосредственное отношение ко многим странным событиям в истории тайной войны СССР и Японии. Благодаря ему советскому руководству информация доставлялась не только из сейфов японского посла. С 1927 года и, по крайней мере, до конца войны советская контрразведка читала шифровки, которые японцы отправляли из своего посольства в Москве. Так вот, как раз в 1927 году Роман Николаевич оказался прикреплен к спецотделу ОГПУ, который занимался шифровкой и дешифровкой этих самых кодов. Он был единственным специалистом в НКВД, который мог читать эти японские документы, и представление советского руководства о политике, в том числе Германии, формировалось на основе его докладов, переводов, сообщений. Кроме того, Ким, судя по всему, оказался одним из главных действующих лиц в операции по многолетнему дезинформированию японской разведки о состоянии Красной Армии. Вплоть до 1939 года, до событий на Халхин-голе, японцы совершенно неверно представляли себе численность, вооружение и тактику действий нашей армии — это блестящая победа советских спецслужб. По версии ряда ученых, этой победой мы обязаны в значительной степени оперативному таланту старшего лейтенанта госбезопасности Кима.

3919f73ab8e85f15a222dccc5805ca7d9b6fb9a8_pageСеть агентуры, которая замыкалась на Киме, была совершенно потрясающей, и, надо отметить, «источники» Романа Николаевича проживали не только в Москве и даже не только в СССР. Это неудивительно: он был единственным такого уровня специалистом по работе с японцами во всем ОГПУ-НКВД. И снова возникают параллели с Зорге: что может сделать даже один человек, если он по-настоящему велик — умен, хитер, хорошо образован, смел, находчив и безгранично предан своему делу. Зорге приехал в Японию с рекомендациями от таких людей, как Карл Хаусхофер, отец германской школы геополитики, человек, чьи взгляды весьма ценил Адольф Гитлер. Это был сильный козырь в руках Зорге, он придавал веса советскому разведчику в глазах немецкой колонии в Токио. Я не исключаю, что и про Кима японцы тоже знали что-то такое, что позволяло ему работать в Москве с представителями Страны восходящего солнца, расхаживая по улицам в форме сотрудника НКВД (это — точно установленный факт). Например, то, что у Кима и императора Хирохито был один учитель. Зорге, как известно, был внуком одного из соратников Маркса и Энгельса, а Роман Ким сам не раз упоминал о своих родственных связях с корейским королевским домом. Непростая история связана и с его родителями. Отец Романа, Николай Ким, был одним из лидеров антияпонского корейского подполья в российском Приморье и имел непосредственное отношение к убийству генерал-резидента Японии в Корее графа Ито Хиробуми. Подчеркну, хотя и находок в этом деле много, работа по доскональному изучению биографии и личности Романа Кима только началась, и если к поставленным нами вопросам и выдвинутым нами гипотезам мы получим утвердительные ответы и бесспорные доказательства, то и для японской, и для корейской историографии это будут настоящие «бомбы».

— Но даже то, что удалось накопать сегодня, дает нам право утверждать, что жизнь Романа Кима – это закрученный авантюрный роман со своим зигзагами, изломами, где были и взлеты, и падения?
— Было даже падение в никуда. Роман Ким сидел в тюрьме, его пытали. Бессонницей довели до такого состояния, что он хотел покончить жизнь самоубийством — пытался съесть свои очки. Так он рассказывал одному из своих родственников. Раздавил стекла и проглотил их. Но не погиб, после чего принял другое решение – выжить, и осуществил его в условиях следствия НКВД.

— Расскажите подробнее, за что Роман Ким оказался в заточении?

— Он был арестован 2 апреля 1937 года. Можно сказать, что в начале массовых репрессий. Если бы Кима взяли чуть позже, после появления приказа № 00593 о репрессиях против харбинцев, так или иначе направленном в целом против всех людей, хоть как-то связанных с Японией и Дальним Востоком, может быть, все сложилось бы для него гораздо хуже. Его обвинили в шпионаже на Японию. Но у меня возникает ощущение, что в то время было еще не до конца понятно, насколько тщательно и как именно нужно заниматься его делом. В результате был собран довольно стандартный «компромат», в соответствии с которым Кима можно было обвинить в шпионаже и «вскрыть очередную шпионскую сеть в недрах НКГБ НКВД».

— По своей биографии Ким отлично подходил к такому уголовному делу?

— Еще бы! Человек со странным прошлым, в свое время учился в Японии и так далее. Между прочим, до сих пор некоторые историки наших спецслужб уверены, что Ким — японский шпион. Я спросил, почему. Мне ответили, что он дал очень убедительные показания на следствии. Помимо крамольной мысли о том, что если бы этих историков так же пытали, то они были бы не менее убедительны, нельзя забывать о том, что профессионализм Кима являлся палкой о двух концах — ведь он действительно лучше, чем кто-либо в НКВД знал, как работает японская разведка. Поэтому, когда попытка самоубийства не увенчалась успехом, он прибегнул к другому способу — экстремального выживания. Тактика, которой он придерживался, была весьма нестандартной. Ким заявил, что он сын экс-министра иностранных дел Японии Мотоно, и не рядовой агент японской разведки, а ее настоящий резидент, подполковник японского Генерального штаба. Для следователя, не готового к такому повороту, это в корне меняло суть дела. Ежов даже подготовил специальное сообщение Сталину, в котором все это изложил. Оно сохранилось в архивах. Роман Николаевич, действительно, довольно подробно описал, как встречался с агентами. Поскольку это рассматривалось в свете того, что он сам японский агент — то, конечно, его признания звучали очень убедительно. Но сегодня мы знаем, что Ким ходил на эти встречи как сотрудник советской контрразведки. Фактура та же самая, а цвета поменялись. Цена перемены — жизнь.

— Не рискованно ли было взять и объявить себя сыном известного японского политика?

— Это был его единственный шанс, и надо было рисковать. Ким пошел ва-банк и в конечном итоге добился того, что следствие стало буксовать. Его переводили с Лубянки в Лефортово, затем снова на Лубянку, не зная толком, что с ним делать и как использовать. В конце концов, дело завершилось странным приговором: 20 лет за шпионаж и поражение в правах на 5 лет. Это при том, что он действительно дал самые убедительные, то есть самые профессиональные показания о том, как работает японская разведка в Москве. Видимо, со временем стало окончательно понятно, что Ким врет по поводу своего происхождения, а, следовательно, и про свое «резидентство» он тоже фантазирует со вполне понятной целью — выжить! Но также стало ясным, что уровень лжи и специализации Кима таковы, что расстрелять его — значит нанести госбезопасности больший вред, чем пользу. Хотя кто тогда считался с ущербом… Одним словом, Ким остался жив, остался в тюрьме и продолжил работать на контрразведку. Все годы, что он сидел (с 1937 по 1945), эффективность его работы против японцев по-прежнему была очень высока.

— В своих выступлениях в востоковедческих вузах вы неоднократно называли Романа Кима «ниндзя с Лубянки». С чем это связано?

— Именно Роман Николаевич Ким первым из иностранцев рассказал о ниндзюцу, и это должно стать особым предметом гордости для отечественного японоведения. В 1927 году появились так называемые глоссы Кима к произведению Бориса Пильняка «Корни японского солнца». Эти самые глоссы, то есть, попросту примечания имели свое название — «Ноги к змее». В них он пояснил, что означает искусство ниндзя. Это далеко не всегда искусство убивать и умирать. Гораздо чаще это искусство выживать, чтобы любой ценой победить и выполнить поставленную задачу — задачу разведывательную, шпионскую, ибо в этом суть работы ниндзя. В самый тяжелый момент своей жизни Ким решил выжить, придумав крайне нестандартный ход для своего поведения во время следствия и сумел обмануть органы, Ежова и даже Сталина, найдя решение в лучших традициях ниндзюцу.

2a35e299f19934f88fba704c26ed63f78b193461_page— После войны Роман Ким вышел на свободу?

— В 1945 году его дело было пересмотрено, и Роман Николаевич получил уже не 20 лет, как перед этим за шпионаж в пользу Японии, а 8 с половиной за «халатность» — как раз тот срок, который он к тому моменту уже отсидел. К Новому 1946 году Ким вышел на свободу, а уже в мае был награжден медалью «За победу над Японией». Один из наших японоведов, в молодости учившийся в Высшей школе КГБ, был в послевоенные годы на встрече со знаменитым разведчиком и рассказывал, что, когда Киму задали вопрос о том, чем тот занимался во время Великой Отечественной войны, он после некоторой заминки ответил: «Работал в логове врага». Поскольку люди не до конца представляли, с кем имеют дело, все думали, что Ким был где-то в Берлине. Где же он находился на самом деле, мы не знаем до сих пор. Но и на этот счет есть интересные версии.


— В вашей книге немало места посвящено другой стезе, на которой Роман Ким также нашел себя и не менее успешно реализовал. В один прекрасный момент он стал писать детективы.

— Более того, можно сказать, Роман Николаевич стал одним из основателей жанра международного шпионского детектива в советской литературе. Чем был советский политический детектив до Кима? Как правило, это истории о разоблачении иностранных шпионов на территории Советского Союза. С приходом в этот жанр Кима все меняется разительным образом. Хорошо знавший иностранные языки, а он говорил на японском, английском, французском и, видимо, китайском, Ким изучал мировую детективную литературу. И он сделал один интересный вывод, который заключался в том, что советская детективная литература проигрывала иностранной как раз в жанре шпионского детектива. Образно говоря, «где наш Джеймс Бонд?» — вопрошал Ким.

— При этом нельзя сказать, что сегодня детективами Романа Кима кто-либо зачитывается?

— Сам Ким писал довольно много, его книги выходили огромными тиражами, и в свое время этот писатель был востребованным. Но действительно, сегодня читать его детективные произведения, скажем так, сложно. Возможно, он оказался писателем худшим, чем был чекистом. Работы его очень политизированы, злободневны для своего времени, но, поскольку эпоха ушла, то и градус напряжения для читателя сразу пропал. Кроме того, в них есть масса деталей, непонятных при чтении даже профессионально подготовленному человеку. Один из ветеранов ФСБ, которого я специально попросил почитать романы Кима, прямым текстом сказал, что автор либо никогда не был связан со спецслужбами, либо очень тщательно это скрывает. Зная теперь место Романа Николаевича в истории отечественных спецслужб, мы понимаем, что правильный вариант — второй, но это лишь создает дополнительную сложность для понимания его произведений.

С другой стороны, для исследователя его детективы — настоящий подарок судьбы. Когда мы узнали биографию Романа Кима и стали перечитывать его романы во второй раз и в третий, то поняли, что во многих случаях его произведения – это шифровки, в которых автор рассказывает, чем занимался сам. Например, его книга «По прочтении сжечь», в которой речь идет об изъятии американскими разведчиками японских кодов. Во-первых, то как это делается, видимо, было Киму очень хорошо известно. Во-вторых, там много рассуждений о том, как строятся эти коды и как они шифруются. С точки зрения современного профессионала, это наивность вне всякой меры. Ну, нельзя так работать, как описывает это Ким! Но я уверен, что Роман Николаевич не то что бы не стал, он попросту не смог бы все это придумать, нафантазировать. 1505219249829a5f181bd05254a8559118da2e15_pageВозможно, именно так, как это преподносится в книге, и были раскрыты японские коды в Москве. В других его работах такая же история. Киму одно время очень хотелось написать о японской разведывательной диверсионной школе в Накано. По какой-то причине он не смог этого сделать, однако на свет появилась повесть об английской разведшколе где-то в Северной Африке или на Ближнем Востоке. Вся повесть построена на описании обучения приемам ниндзюцу и кудеталогии — науки о государственных переворотах. В современных условиях эта книга может стать пособием по тому, как готовятся «цветные революции», а ведь Роман Ким об этом написал в 50-60-х годах XX века. При этом практически во всех произведениях Кима в описаниях разного рода реалиях — от приемов фехтованиях до способов дешифровки секретных документов содержаться потрясающие противоречия и столь явные ошибки, что возникает мысль о том, что либо это ирония автора, либо некий код, который нам еще предстоит раскрыть. И не случайно начинающий писатель-детективщик Юлиан Семенов захотел однажды с пообщаться с Кимом, как с мэтром этого жанра.

65a406f8113ac88be9a53bde4f2a31de8ba7ef41_page— Предположу, что Роману Киму было, что рассказать своему собеседнику?
— Роман Николаевич рассказал ему историю о некоем корейце, работавшем во Владивостоке с молодым журналистом по имени Максим Максимович по заданию Блюхера и Постышева. То есть, рассказал про себя, и в воспоминаниях Юлиана Семенова это зафиксировано. Вскоре, как многие уже наверно догадались, родился первый роман из серии о Штирлице. Называется он «Пароль не нужен». Действие происходит в 1922 году во Владивостоке, где присутствует два действующих лица – Максим Максимович Исаев и его связник, хорошо, кстати, говорящий по-японски, кореец Чен, он же Марейкис. Получается, что Ким стал крестным отцом нашего любимого Штирлица.
Но вот что интересно: в мае 2016 года нам совместно с Институтом Дальнего Востока РАН удалось провести международную конференцию, посвященную изучению биографии и творческого наследия Романа Николаевича Кима. Только там, на конференции, в которой приняли участие кимоведы из России, США, Японии, Южной Кореи и Франции, выяснилось, что именно литературная часть наследия этого писателя представляет для всего мира большую ценность, нежели часть биографическая. e6576054ebb103a211b253162c9607014e41aad4_pageС одной стороны, это связано с тем, что Ким — наш разведчик, наш герой, к тому же пока не столь известный, как, например, уже неоднократно упоминавшийся Рихард Зорге. С другой, доклады ряда исследователей, в первую очередь Кима Хончжуна из Сеула и Саканаки Норио из Киото, оказались настолько глубокими, мощными литературоведческими исследованиями, что мне самому открыли глаза на Романа Кима как на серьезного и — снова — недооцененного, недопонятого писателя.
Так что выход его биографии в серии «Жизнь замечательных людей» (между прочим, это первый японовед за 125 лет существования ЖЗЛ) это тот редкий случай, когда книга, как мне думается, не подводит итог исследованиям, а только формирует исходные позиции для них и дает старт, отмашку. Все главные открытия в этом удивительном деле еще впереди.