Порок и порядок

Отрывок из книги Александра Куланова
 

Вся галерея 2
Токийский “веселый квартал” Есивара — символ японской сексуальной экзотики. А также — разумной социальной политики, считает один из постоянных авторов “Огонька”*
Александр Куланов
*Книга Александра Куланова “Обнаженная Япония” выходит в издательстве “Ломоносовъ” 

Временем рождения Есивары считают 1612 год, хотя эта дата относительная — скорее здесь можно говорить о моменте официальной фиксации давно существовавшей идеи, чем о времени ее практической реализации. За 9 лет до этого полководец Токугава Иэясу расправился со своими врагами и стал авторитарным военным правителем Японии — сегуном, основав династию, правившую страной до 1868 года. Токугава сделал своей ставкой Эдо — небольшую деревушку примерно в 500 километрах к северо-востоку от императорской столицы Киото — и построил там замок. Опасаясь заговора со стороны владетельных князей — дайме, Токугава приказал им жить по несколько месяцев в Эдо — у себя “в гостях”, а остальное время проводить в поместьях, раскиданных по всей Японии, оставив в сегунской столице семьи. Фактически это был институт централизованного заложничества, но для нас принципиально важным является другое. Дайме пришлось возводить в Эдо огромные дворцы для своего временного пребывания и для постоянного проживания своих семей. Естественно, вокруг этих дворцов вырастала необходимая и очень разветвленная инфраструктура: строились дома для челяди и охраны, рядом селились торговцы и ремесленники, обслуживавшие дайме и самураев, а для строительства со всей страны сходились тысячи и тысячи рабочих, многие из которых навсегда остались в столице. Их нравственные запросы удовлетворяли буддийские и синтоистские священники, а “безнравственные” (но оттого не менее важные) — многочисленные куртизанки. Город, получивший полтора столетия спустя название “Восточной столицы” — Токио, рос не по дням, а по часам, и проститутки сразу стали его коренными обитательницами. 

Очень скоро выяснилось, что их деятельность надо как-то регулировать, в противном случае масштабы хаотичной половой жизни обитателей новой японской столицы обещали превратить ее в бескрайний и буйный бордель, что никак не вязалось с представлениями самураев о морали и образе жизни в военном городе. Как раз в это нужное время в нужном месте — в Эдо — и оказался благочестивый гражданин по имени Седзи Дзинъэмон (Дзингэмори). История сохранила о нем крайне скудные сведения, но они не особенно и нужны — он воздвиг себе поистине нерукотворный памятник, аккумулировав мысли всех, кого беспокоила сексуальная проблема в Эдо,— написал на имя городских властей докладную записку. Вот ее текст: 

“Дома с нехорошей славой, прибежище проституток, разбросаны по всему городу: тут, там, во всех направлениях! По вполне понятным причинам это вредит общественной морали и добропорядочности. При настоящем положении, когда некто посещает публичный дом, он может снять себе юдзе (проституток) и развлекаться с ними как заблагорассудится, предав всего себя удовольствиям и плотским утехам до такой степени, что становится трудно определить его социальное положение и достаток или предотвратить забвение им своего положения и занятий. Он часто остается в доме на несколько дней, совершенно отдавшись похоти и наслаждениям. До тех пор, пока у него не кончились деньги, владелец дома продолжает ублажать его как гостя. Соответственно, это приводит к забвению долга в отношении вышестоящих, к растратам, воровству и вещам еще более опасным. Тем не менее владельцы публичных домов позволяют таковым оставаться у них и получать удовольствия, покуда те платят деньги. 

Хотя законом запрещено похищение детей, все же даже в этом городе некоторые грязные и беспринципные мерзавцы похищают девочек и сманивают девушек из родительских домов под предлогом оказания помощи. Непреложный факт — что некоторые злонамеренные персоны сделали своим обычным занятием увод дочерей из бедных семей под тем предлогом, что принимают их как своих детей, однако, когда девушки подрастают, их отсылают трудиться наложницами или проститутками, и таким образом “принявшие” их пожинают золотой урожай. 

Если бы публичные дома были все собраны в одно место, то любое похищение детей и ложное принятие в семью можно было бы тщательно расследовать, и в случае, когда выявилось бы какое-либо преступное действие, информация об этом была бы немедленно передана властям. 

Хотя состояние в стране умиротворенное, еще не так давно было осуществлено подчинение провинции Мино, вследствие чего повсюду бродят многочисленные ронины, ищущие возможности нарушить порядок. 

Содержатели публичных домов обратят на это особое внимание и проведут специальное расследование в отношении лиц, которых, возможно, обнаружат слоняющимися без дела в квартале проституток. При появлении любого подозрительного лица они непременно донесут об этом властям. Если высочайшие повелители удовлетворят это прошение во всей полноте своей щедрой снисходительности, это предстанет для всех великим облегчением”. 

Искренне или руководствуясь сугубо меркантильными соображениями, но Седзи справедливо указал правительству, что отсутствие контроля в сексуальном бизнесе недопустимо, кратко, но емко изложил все его пороки и недостатки, следуя в русле конфуцианских наставлений, близких самурайским идеалам, и, как сказали бы сегодня, “педалируя” темы, наиболее актуальные для молодого правительства сегуна: вредность социальной анархии, разложение общественной морали, воровство, растраты и грабежи, возможность приюта врагов режима. 

Власти вняли предостережениям Седзи Дзинъэмон и, окончательно победив своих противников в 1615 году, вскоре вернулись к вопросу о проститутках. Когда в 1616 году умер основатель династии Токугава Иэясу, стали известны строки из его “политического завещания”, посвященные половому вопросу: “Добродетельные люди говорили — и стихами, и прозой,— что дома распущенности для женщин наслаждения и уличных гуляк являются для городов пятнами, изъеденными червями. Однако это — неизбежное зло; если его принудительно запретить, то люди неправедного поведения станут подобными растрепанной одежде”. Термин “неизбежное зло” — “хицуена аку” — один из важнейших моментов для понимания современной обстановки в Японии и ее сексуальной традиции. Именно на нем и ныне покоятся основы секс-индустрии этой страны, на нем, вероятно, будут строиться и дальнейшие институты регулируемого рынка “живого товара” Японии… 

Еще через год, в 1617-м, было решено построить в Эдо специальный квартал, чтобы сконцентрировать в нем весь “водяной бизнес” (еще одно название проституции в Японии), за которым легко было бы следить специально назначенным городскими властями чиновникам, первым из которых стал главный блюститель морали и нравственности — инициативный Седзи Дзинъэмон. Всех проституток решили собрать в определенном месте, четко обозначив их социальную позицию в эдосском обществе (предписывалось, чтобы жилища проституток были скромны и опрятны), запретив им выход за пределы квартала и четко прописав правила поведения, экономическую базу и крайне актуальную для японских средневековых городов тему пожарной безопасности. А так как эпоха Токугава стала временем зарождения блестящей полицейской системы Японии, то задолго до европейских коллег японские блюстители порядка предусмотрели возможность появления в “веселых кварталах” лиц, неблагонадежных как в уголовном, так и в политическом отношениях, предписав и самим проституткам, и чиновникам, ведавшим кварталом, немедленно ставить полицию в известность, как только таковые будут замечены: “Следует должным образом справляться относительно каждого посетителя, независимо от того, кто он — аристократ или обычный человек. В случае появления любого подозрительного субъекта следует немедленно сообщать в Департамент градоначальника”. 

Когда нормативные акты были расписаны и законодательная база приведена в порядок, власти приступили к строительству самого квартала, под который выделялось обширное тростниковое болото на окраине города. Государственный важности объект построили быстро: к 28 ноября 1626 года болото засыпали, окружили рвом с водой, а образовавшийся остров обнесли высокой деревянной стеной. Спустя 14 лет после подачи первой петиции Седзи (срок по японским меркам небольшой) мечта блюстителя нравственности и правопорядка сбылась: гостеприимные ворота Есивары открылись для посетителей. Собственно, Есивара и есть по-японски “Тростниковое болото”, но в омонимичном японском языке возможны замены иероглифов и перемены смыслового значения при сохранении произношения, поэтому вскоре непритязательные знаки “подработали”, подставив более благозвучные. Получилось “Веселое болото”, и Есивара стала знаменитым “веселым кварталом”, оставшимся по сути своей болотом, засасывавшим в себя все новые и новые тысячи любителей самурайской “клубнички”. 

Жителей Есивары освободили от общегородских обязанностей по тушению пожара, а по всему Эдо провели инспекции с целью выявить неподотчетные властям точки разврата типа общественных бань и чайных домиков. Всех грешников, а таковых оказалось немало, велено было строго карать штрафом и переводить в Есивару, чтобы по должным тарифам обложить налогом и впредь тщательно контролировать — город “зачищался” от проституток. Для того чтобы вместить всех “сотрудников”, постоянно разрастающаяся, но ограниченная забором в пределах 325 метров с севера на юг и 215 — с востока на запад, Есивара была поделена на пять главных магистралей, плотно застроенных чайными домами,— одна из этих улиц красноречиво называлась Улицей пятидесяти домов. Передвижение по “проспектам красных фонарей” разрешалось исключительно пешее. В паланкине (что в общем-то тоже вариант пешей ходьбы — для носильщиков) дозволялось приезжать только врачам. Все посетители Есивары обязаны были оставить свое оружие при входе. Считалось, и не без оснований, что опьяненные страстью и саке самураи могут воспользоваться своими мечами по назначению. Некоторые исследователи резонно замечают, что если бы меч оказался в руках “измученной тяжелой неволей” куртизанки, то она тоже нашла бы ему применение, сразу сведя счеты с невеселой жизнью на “Веселом болоте”. 

Выбрать же место по вкусу посетителю не представляло сложности: по традиции передняя стена домов свиданий строилась в форме открытой решетки, через которую хорошо было видно женщин. И если сейчас в Японии на тротуаре часто бывают нарисованы две подошвы, чтобы пешеход точно знал, где ему остановиться перед светофором, то в те времена для бестолковых клиентов Есивары предусмотрительные власти по-разному располагали решетки: дорогие женщины сидели за вертикальными, дешевые — за горизонтальными. Самые лучшие куртизанки — ойран — были вообще скрыты от взоров посторонних, им хватало славы, гремевшей о них по всей столице. 

Добраться до вожделенных “вольеров” удобнее всего было на лодке (Есивару окружало около пятидесяти причалов), где гостя встречали чаем, освежающим влажным полотенцем осибори и туалетными принадлежностями. Договорившись с лодочником о времени возвращения, клиент пешком подходил к главным воротам. 

Женщины приходили в Есивару редко, все больше по служебной надобности — служанки да помощницы приказчиков, обзаведясь предварительно особым пропуском, и обычно они не были самыми любознательными посетителями (хотя в Есиваре работали и специально обученные девушки, способные удовлетворить самые нескромные желания клиентов-дам). Мужчины же, которые допускались беспрепятственно, если только весь квартал не выкупался каким-нибудь богачом на сутки, предпочитали предварительно обзавестись путеводителем “Есивара сайкэн”, которые переиздавались каждое полугодие с целью уточнения сведений и рейтинга заведений Есивары. 

Для тех, кто исполнен желания сопоставить свои сегодняшние возможности со средневековыми японскими запросами, российский исследователь А.Н. Фесюн потрудился составить своеобразный прейскурант Есивары, проиндексировав при этом цены XVIII века в сегодняшние и переведя японскую валюту в привычные нам доллары. Благодаря ему мы сегодня можем сказать, что краса и гордость Есивары — ойран — стоили около 180 долларов, а дешевые уличные потаскушки обходились клиенту всего в 1,5 доллара. Такой широкий диапазон цен создавал отличные возможности для разных социальных слоев средневековой Японии в удовлетворении своих сексуальных потребностей. Правда, не стоит забывать, что помимо оплаты секса, по крайней мере в дорогом варианте, клиенту предстояло нести еще накладные расходы: оплачивать еду, питье, лодочников и т.д. — все это с высокой “есиваровской” наценкой. Судя по всему, посетитель Есивары мог оставить в этом городе наслаждений в среднем около 350 долларов за вечер, что с учетом невысоких доходов изолированной от внешнего мира токугавской Японии было весьма значительной суммой. 

Жизнь в Есиваре была крайне тяжела, но очень быстротечна. Как и во всем мире, в Японии биография “среднестатистической” средневековой проститутки ограничивалась 25-28 годами. Гравюры, сохранившие до сего дня “серии” этой своеобразной картины, сначала захватывают наше воображение экзотикой с флером разврата, но скоро приедаются, и становится понятно, что на них изображено почти одно и то же. Иначе и быть не могло — жизнь Есивары вообще не блистала разнообразием. Из-за отсутствия широкого круга общения среди людей многие куртизанки старались завести себе преданного и молчаливого друга — домашнего питомца. В зависимости от ранга и, соответственно, финансовых возможностей девушка могла держать у себя от маленького сверчка до целой своры домашних собачек, которые составляли самую преданную ей группу почитателей. 

Исследователи часто описывают страсть японок, заключенных в стены “веселых кварталов”: страсть к гаданию, предсказаниям и ворожбе. Например, слово тя (“чай”) таило в себе неприятности; предполагалось, что можно самой быть растертой в пыль или потерять работу, поэтому его никогда не произносили. 

Сидеть на ступенях было плохим признаком: можно было лишиться клиентов. 

Чихание было признаком многого: один раз — кто-то говорит о тебе хорошо; два раза — говорит плохо; три раза — кто-то в тебя влюбился; четыре раза — ты простудилась. 

Поставить корзину на голову — стать ниже; наступить на свежий лошадиный навоз — выше. 

Воск в ушах улучшает память (вероятно, потому что слышишь меньше того, что надо запоминать). 

Кудрявые женщины развратны сверх всякой пристойности. 

Плюнуть в туалет — стать слепой (туалет вообще считался и считается в Японии местом отнюдь не отхожим, а важным, а в старых синтоистских верованиях и вовсе святым). 

Люди со сросшимися бровями долго не живут. 

Непочтительное поведение вызовет появление заусениц… 

Подобную страсть к мистике легко объяснить, имея в виду еще и главную цель нахождения девушек в Есиваре. Все они мечтали о счастливом случае, который позволит им сократить время своего добровольного или невольного заточения и вернуться в мир богатыми и счастливыми. К сожалению, для подавляющего большинства все это так и осталось несбыточной грезой. 

В реальности девушек поджидали психические заболевания, тяжелый женский алкоголизм, характерный для Дальнего Востока полиневрит “бери-бери”, вызванный нехваткой витаминизированной пищи, эпидемии чахотки и холеры и, конечно, венерические заболевания, выкашивавшие целые заведения после проникновения в Японию иностранных моряков.