“Зорге. Неудобный”. Интервью для “Комсомольской правды”
«Рихард Зорге был львом, и искал других львов. А натыкался лишь на баранов…»
Автор новой биографии легендарного разведчика рассказывает его о реальном подвиге и его последней любви
ДАРЬЯ ЗАВГОРОДНЯЯ ДЕНИС КОРСАКОВ
В издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Зорге. Неудобный» – одна из самых подробных биографий самого знаменитого советского разведчика. По мнению ее автора, историка, лауреата премии ФСБ РФ Александра Куланова, в существующей литературе и в массовых представлениях о Зорге есть масса неточностей и откровенных выдумок. О том, каким на самом деле был супер-разведчик, Куланов рассказал на радио «Комсомольская правда».
– Рихард Зорге был немцем. Он хорошо говорил по-русски?
– Он был полукровкой – русской была его мать, Нина Семеновна Кобелева. Кстати, родился он в Азербайджане, который тогда был частью Российской империи – его отец-немец туда приехал, чтобы заниматься добычей нефти. Но семья перебралась в Германию, когда Рихарду не было и трех лет, и в доме говорили по-немецки. Когда же в 1924 году по линии Коминтерна Зорге приехал в Москву, сообщал в анкетах, что знает русский язык – но, видимо, знал плохо, потому что тут же нанял учительницу, которая помогала ему с разговорным языком. А писать он, видимо, так и не научился. Трогательный момент: Катя Максимова, русская жена, писала ему письма по-французски, а он ей отвечал по-английски или по-немецки, которых не знала она. Курьер, доставлявший эти письма ей домой, переводил вслух. Один из этих людей, бывший генерал ГРУ Михаил Иванов, рассказывал, что очень стеснялся – ему приходилось переводить с ходу, в том числе самые интимные вещи…
Зорге свободно владел английским, немного французским – настолько, чтобы читать письма от Кати. У него были элементарные навыки голландского и норвежского. А в Японии со своей гражданской женой Ханако он говорил на простом японском языке, такого уровня: «Я сегодня плохо», «Я не могу говорить, почему».
– Будем честны, сегодня о Зорге большинство людей знает только две вещи: что он был знаменитый шпион, и что он якобы чуть ли не с точностью до минуты предсказал дату нападения Германии на СССР…
– Предсказаниями занимаются совсем другие люди. Зорге к ним точно не относился. Он был не только разведчиком, он был очень хорошим японоведом, экономистом, специалистом по сельскому хозяйству. Он был замечательным журналистом. И весьма увлеченным, глубоко понимающим свое дело ученым-геополитиком. А ответ на вопрос, сообщил ли он советскому руководству точную дату нападения, очень простой: нет, не сообщил. И для меня большое откровение узнать от вас, что кто-то все еще верит в обратное.
– Некоторые ваши коллеги утверждают это чуть ли не впрямую. Приводят тексты его радиограмм, посланных в апреле, в мае 1941 года…
– Да, были шифровки и от 18 апреля, и от 30 мая. Последняя – одна из самых известных. Она сразу же, в отличие от многих других, была передана руководству СССР. Зорге говорил о том, что война, во-первых, обязательно начнется – потому что и на эту тему были серьезные сомнения, – а во-вторых, начнется во второй половине июня. И это максимально точные данные, которые он мог сообщить из Токио. Никаких других не было, хотя бы потому, что ни один человек в Японии – ни в германском посольстве, ни в правительстве этой страны – точной даты и сам не знал. И Зорге мог написать в Москву, что война начнется 22 июня на рассвете, только если бы гадал по звездам. Но, по счастью, он такой ерундой не занимался.
– Все-таки это довольно точные сведения – «во второй половине июня».
– Похожие сведения поступали от очень многих резидентур, прежде всего европейских: просачивались данные из германского Генерального штаба. Но нигде, даже в дневниках генералов вроде Кейтеля, нет записей о конкретном дне начала наступления: Гитлер определил его в самый последний момент. До того времени дата называлась весьма расплывчато – «после окончания весеннего сева»; а тот должен был закончиться как раз к середине июня. То, что речь идет о весеннем севе, Зорге узнал. И этот факт как косвенную составляющую своих соображений указывал, когда отправлял шифровки в Москву. Но ничего подробнее он знать не мог.
– Некоторые ваши коллеги пишут, что Сталин был ослеплен своим величием – и в результате оставлял чуть ли не матерные резолюции на радиограммах Зорге. Грубо говоря, «Да пошел он вон со своими донесениями!» Сталин был уверен, что договорился с Гитлером, смог его усмирить, и Гитлер ему ничего не сделает. А все, кто считает иначе и сообщает о скором нападении – предатели.
– Надо это утверждение разбить на три части. Первое: да, Сталин был ослеплен собственным культом и действительно верил в договор с Гитлером. Второе: да, действительно существуют сталинские отметки на некоторых сообщениях о подготовке Германии к войне, но это сообщения не Зорге, а нашей резидентуры из Берлина. И третье – что касается того, что Сталин не верил лично Зорге: надо понимать, что радиограммы и письменные доклады Зорге, поступавшие в Москву, не ложились на стол сразу Сталину. Они приходили в соответствующее отделение соответствующего отдела Генерального штаба РККА, который назывался то 4-е управление, то 5-е управление, то просто Разведупр, а потом стал называться Главное разведывательное управление, ГРУ. И офицеры японского отделения сначала принимали решение: доверять этим сведениям или не доверять, докладывать о них руководству или не докладывать, и какому именно руководству… В итоге количество донесений Зорге, дошедших до стола Сталина, крайне невелико.
До самого последнего времени, до того момента, когда сообщения, присылаемые Зорге из Токио, приобрели чрезвычайно важный стратегический характер, Сталин вообще не знал, кто это такой! Все радиограммы, ложившиеся ему на стол, подписывались либо псевдонимом Рамзай, либо той фамилией, под которой Зорге числился в качестве агента Разведупра – Зонтер. И только в 1941 году Сталин впервые запросил личное дело этого Зонтера и узнал его настоящую фамилию… Не доверяли же Зорге не с 1941-го, а с 1937-го, и совершенно по другим причинам. И не доверял не Сталин, а начальники несопоставимо низшего порядка.
– С 1937-го.
– Это дата чрезвычайно важная, трагическая. Сталинские репрессии разворачивались и до, и после, но 1937-й – их наивысшая точка. Тогда было убито множество профессионалов во всех отраслях – и народного хозяйства, и обороны страны. А те, кого не выбили, ко всему относились с подозрением и недоверием – они оказались напуганы на большую часть оставшейся жизни. В случае с Зорге это имело катастрофические последствия: можно говорить о том, что и провал группы Зорге в 1941 году был обусловлен событиями года 1937-го. Тогда место погибших или арестованных людей, которые обеспечивали деятельность его группы в Японии, заняли либо люди случайные, либо карьеристы, либо те, кто относился ко всему с параноидальной подозрительностью.
В случае с Зорге смотрите, какая история. Во-первых, он был иностранцем, то есть априори вызывал сомнения. В те годы могли расстрелять просто потому, что ты ехал с иностранцем в одном вагоне – а тут вообще немец, причем немец, очень недолго живший в нашей стране. Во-вторых, за границей он все время работал против иностранных разведок и контрразведок, и никогда не проваливался. Это странно: значит, точно перевербован, и доверять ему нельзя!
И, наконец, третье. До того, как отправиться в Японию, он работал в Китае, и тогда английской контрразведкой был собран большой компрометирующий материал на него. Но он не был реализован – шанхайская резидентура провалилась только через два года после отъезда Зорге. Но в Москве обо всем этом знали. Справки на Зорге составлялись каждый год в ноябре месяце, и во всех этих справках указывалось, что в Шанхае он был на краю провала – и почему-то не провалился. Стало быть, наверняка работает на английскую, немецкую и японскую разведку!
В определенный момент, когда пока еще не расстрелянному профессиональному руководству Разведупра стало известно, на какой уровень получения информации Зорге выходит в германском посольстве в Токио, ему было дано официальное разрешение поставлять часть собираемой в Токио конфиденциальной информации германской разведке. Это было неизбежно. Зорге работал в немецком посольстве, у него там был свой кабинет, несмотря на то, что он не был дипломатом. Он постоянно работал с профессиональным разведчиком Ойгеном Оттом, который был сначала военным атташе Германии, а потом и вовсе стал ее послом. И для того, чтобы Отт делился с ним информацией, Зорге приходилось много рассказывать самому.
Я здесь должен подчеркнуть этот очень важный момент, о который у нас все спотыкаются и плюхаются в лужу. Зорге никогда не был двойным агентом. Немцы не знали, что он советский разведчик. Отт и другие специалисты, занимавшиеся Японией, получали информацию о японской политике и геополитике из рук германского журналиста, который был аналитиком высочайшего уровня. Таких супер-аналитиков в германской колонии больше не было. Германские разведслужбы могли учитывать при принятии тех или иных решений информацию, переданную Зорге – но Москва об этом знала, и более того, дала на это официальное разрешение. И это не была информация об СССР – никаких тайн Зорге не выдавал. С одобрения Москвы он лишь делился с Берлином своими знаниями о Японии.
– Зорге как аналитик еще в 30-е говорил, что Америка займет место Великобритании по влиянию на Тихом океане. Грубо говоря, станет новой «владычицей морей».
– Рихард Зорге был геополитиком. А это – действительно наука, и ее расцвет в Германии как раз пришелся на первую половину ХХ века. Он прибыл в Японию, имея при себе рекомендательное письмо от Карла Хаусхофера, бывшего полковника баварской армии, затем служившего в Японии и написавшего об ее армии книгу. Тот был одним из отцов геополитики, Зорге потом написал несколько больших аналитических статей для его весьма авторитетного журнала. Хаусхофера лично знал и пользовался его советами и уже упомянутый Ойген Отт. Вот эти трое – Зорге, Хаусхофер, Отт, как и рейхсминистр иностранных дел Риббентроп, придерживались очень похожих геополитических взглядов: все были антиатлантистами и сторонниками укрепления отношений Германии с СССР и Японией. И каждый из них пытался воплотить свое мировоззрение в жизнь, как мог, в интересах той страны, которую представлял – а Зорге представлял Советский Союз.
Собственно говоря, мир узнал о Зорге после того, как американская разведка, войдя в Токио, начала специальное расследование его деятельности. Они хотели определить истинную роль Зорге в провоцировании войны Японии против Америки. Это цель не тактического, не оперативно-тактического и даже не стратегического масштаба. Это цель геополитическая. Куда повернет Япония – вот какой главный вопрос стоял в 1940-41-м годах. На север, против Советского Союза, или на юг, против Британии и, следовательно, США? Решением этой задачи Зорге наиболее плотно и занимался последние полтора года перед своим арестом. При этом он получил настоятельную рекомендацию из Москвы прекратить эту деятельность – и проигнорировал ее. Он хотел повернуть ход войны. Ни в одном разведцентре мира оценить масштабы такого агента, наверное, никто не в состоянии. И в Москве тоже не оценили…
– То есть он хотел сделать так, чтобы Япония напала не на СССР, а на Британию и США?
– Да. Это ведь вообще, конечно, не дело разведчика. Если огрублять, есть три уровня постановки задачи для агента. На самом верхнем определяется сама цель. На среднем и нижнем центр подробно расписывает агенту задачу, которую надо выполнить, и алгоритм ее решения, иногда вплоть до мельчайших подробностей. Так вот, Зорге иногда не нуждался даже в высшем уровне – он определял свои цели сам, что крайне странно и для агента, и для того, кто им руководит. И он сам предложил Москве заниматься подталкиванием Японии к войне с Великобританией и США. Москва не разрешила, хотя и не запретила этого напрямую. Написала, что это не является его задачей.
– «Шурочка, идите в бухгалтерию»…
– Однажды его послали на авиационный завод в Нагое. В одном документе даже есть такой замечательный оборот: приказываем вам сообщить площадь авиационного завода, установленную личным обмером. Предполагалось, видимо, что он рулеткой будет измерять площадь корпусов, где собираются самолеты…
Нет, его интересовало совершенно другое. Его помощник и друг Одзаки Хоцуми, талантливый аналитик, специалист по Китаю, стал одним из членов мозгового треста правительства премьер-министра принца Коноэ. Раз в неделю, по средам эти люди собирались на завтраки. И во время редких встреч с премьер-министром и частых – с руководителями его канцелярии Одзаки пытался им ненавязчиво внушить, что война на севере, против СССР, бесперспективна. Она не принесет ничего, кроме потерь людей и ресурсов. А дивиденды, которые можно получить, весьма сомнительны, учитывая, что до сих пор не удается справиться с Китаем – страна ведь на тот момент очень сильно завязла в японо-китайской войне. Другое дело – война на юге, где есть цветные металлы, где есть каучук, где можно дать по носу Великобритании, чей флот и так уже в Европе из последних сил сражается с немецким, где можно поставить на место Соединенные Штаты, которые слишком уж зарвались и пытаются стать владычицей если не всех морей, то Тихого океана точно… «Япония должна показать, что своими силами способна контролировать эту зону мира» – втолковывал Одзаки.
Зорге, в свою очередь, плавно подводил немецкого посла Отта к мысли о том, что включение Британии в войну против Японии позволит Германии решить главную задачу фюрера – победу над Англией. Даже война против России была с точки зрения стратегических воззрений Гитлера второстепенной, главная его задача была победить Англию. А ее нельзя победить, пока не сокрушен ее флот. Если японцам удается отвлечь часть английского флота на действия в Тихом океане, англичанам ничего другого не останется, как сдаться немцам. Я рассказываю очень утрированно, но – примерно так все и было.
– Сталин вряд ли Британию жалел…
– Никто никого не жалел. В политике вообще никто никого не жалеет.
– Есть даже мнение, что он Черчилля назначил своим врагом. То есть считал, что Гитлер – уже прирученный враг, а вот Черчилль – настоящий.
– Тут надо понимать, что каждое государство – и Германия, и Великобритания, и Япония, и СССР – имело свои интересы и при малейшей возможности пыталось их удовлетворить. 22 июня, когда Германия напала на Советский Союз, ей срочно потребовалась поддержка Японии, уже в войне не против Великобритании, а против нас. И 30 июня немцы практически в ультимативной форме потребовали от японцев вступить в войну с СССР. Японцы мягко отказались, пообещав, что непременно это сделают в ближайшее время. Но сами для себя точно определили это «ближайшее время»: как только им станет окончательно ясно, что Красная Армия полностью разбита и Советский Союз повержен. Информацию об этом Зорге тоже передал в Москву. И вот такая информация как раз и ложилась на стол Сталину, потому что это был очень высокий стратегический уровень. Ради этого работала группа Зорге. Ради этого восемь лет в Японии 35 агентов советской разведки аккуратно расширяли круг своего общения и входили в доверие к исключительно влиятельным лицам. И не только к японцам – они очень плодотворно работали и с немцами. А Бранко Вукелич, один из членов первой пятерки группы Зорге активно сотрудничал с американцами, инспирируя по заданию Зорге даже публикации в американских изданиях, прежде всего в New York Herald Tribune. Это были статьи с фактически секретной информацией. За несколько дней до нападения на Советский Союз в американской газете было напечатано, что это нападение вот-вот состоится, совершенно открытым текстом! Правда, напечатано на 30-й полосе. Даже американские редакторы не придали этой информации значения…
– Ваша книга называется «Зорге. Неудобный». Почему «неудобный»?
– Я писал книгу не о Зорге-разведчике. Эта книга прежде всего о человеке. Его жизнь была весьма своеобразной и невероятно интересной. Во-первых, мне кажется, я понял его характер и его главную драму. Зорге был лев, который всю жизнь искал свой прайд, но вместо этого все время натыкался на стада баранов. Он жестоко страдал от этого. Надеялся в силу своей наивности, или, точнее, идеализма, что из баранов можно сделать львов…
Он довольно долго работал в германском подполье. Потом оно потерпело поражение, и ему предложили уехать в Москву, для того чтобы продолжить революционную деятельность в Коминтерне. Он согласился – и его с легкостью отпустили, потому что уже тогда, в Германии было понятно, что он всем мешает. Слишком уж активный, все время что-то делает. В декабре 1924 года он приехал в СССР – и тут же столкнулся с невероятным бюрократизмом. Его отправляют работать в один отдел, – он тут же составляет список всего, что там плохо, и вносит предложения, как исправить недостатки. Но, извините, для того чтобы их исправлять, надо работать, а даже в то время, даже в Коминтерне никто не собирался этим заниматься!.. Единственный логичный способ решить проблему – перевести Зорге в другой отдел. Но и там он немедленно составляет список недостатков и предложений, как их ликвидировать! Тогда его переводят в третий отдел… В конце концов он измучил всех коминтерновских начальников, которые одновременно считались его друзьями – и его с облегчением отпустили в военную разведку. Там он сразу направился в Китай, где очень многое делал не так, как от него требовали.
Правда, и требовали от него прямо противоположных вещей. Например, запрещали общаться с представителями Коминтерна в Шанхае, и одновременно настаивали, чтобы он их всячески поддерживал…
– Какая-то глупость…
– Ничего странного, мир тогда был устроен точно так же, как и сейчас. Те люди, которые сидят в руководящих креслах, не всегда себе представляют, как выглядит работа в поле. Чаще всего совсем не представляют, а отдают распоряжения исключительно на основе своих фантазий. Агент вынужден крутиться, выполняя одновременно их приказы и свою работу – а очень часто это противоречит друг другу…
По счастью, шанхайская командировка закончилась благополучно. После этого Зорге отправили в Японию, где он опять начал раздражать начальство. Это был очень серьезный конфликт: дело в том, что Зорге был агентом военной, а не политической разведки. От него требовали присылать данные о численности танков, способности японской промышленности к выпуску самолетов, о запасах бензина и нефти, резины и стали, о тактико-технических характеристиках новых минометов и пистолетов. Он в ответ: «А давайте я лучше разверну войну в другую сторону». Не надо! Иди с рулеткой измеряй площадь завода…
Он был ужасно неудобен. Сильно напоминал чемодан без ручки, который нести невозможно, а бросить – жалко. Некоторым его начальникам иногда очень хотелось убрать, уничтожить, расстрелять Зорге. Но кроме него и его группы, в Японии никто секретную информацию для Советского Союза добывать не мог.
– Американские биографы рисуют его как русского Джеймса Бонда, который гоняет на мотоцикле, много пьет, соблазняет женщин (и лицо у него довольно несвежее). В Японии, как подсчитали те же американцы, у него было 35 подруг…
– Несвежее лицо?.. Он вообще-то восемь лет работал без отпуска, тут даже у робота несвежее лицо станет. Япония для европейца – страна с не самым приятным климатом, Зорге жестоко от этого страдал. Два-три летних месяца в Токио стоит 40-градусная жара со 100-процентной влажностью, это практически тропики. Никаких кондиционеров тогда не было. Плюс ко всему у него не было нормированного рабочего дня – в 1940-41-м годах Зорге почти ежедневно передавал огромные массивы текста, только на шифровку уходило по 4-5 часов. Во время передачи, как вспоминал его радист, надо было наглухо закрыть ставни, чтобы не было видно даже лучика света снаружи. Царила невыносимая духота, Зорге раздевался догола, его немедленно облепляли комары… И все это – в дополнение к его официальной деятельности в качестве журналиста!
– Когда же он успевал пить?
– Отличный вопрос: а когда? Ясно, что алкоголик с такой работой никогда бы не справился. Хотя, чтобы вообще не пить при такой изнурительной ежедневной деятельности, надо быть инопланетянином…
К тому же Зорге вполне осознанно создавал свой имидж в глазах японцев: хотел предстать человеком, на которого не может лечь и тень подозрения. Журналист, бабник, алкаш, помешанный на мотоциклах – ну какая тут разведка, когда ему этим заниматься? И в то же время он постоянно просил советское руководство об отпуске, но не было возможности отпустить его из Японии даже на короткое время: информация требовалась постоянно. Если искать заместителя – его надо сперва долго готовить, потом сделать так, чтобы люди незаметно сменили друг друга и через какое-то время же незаметно поменялись обратно. За восемь лет в Москве так и не придумали, как это осуществить.
Теперь о мотоциклах. Когда я писал книгу, мы с одним моим другом, живущим в Токио байкером, внезапно нашли ответ на вопрос о том, почему Зорге так любил погонять. Не надо забывать, что он был инвалидом Первой мировой войны. У него было три тяжелых ранения, в том числе была раздроблена кость бедра, одна нога после лечения оказалась короче другой. Ему очень тяжело было спускаться по лестницам. Подниматься – еще ладно, а вот спускаться… И, конечно, тяжело было ходить на дальние расстояния пешком. Автомобиль в те времена на узких улицах Токио был не самым удобным транспортом, а мотоцикл оказался идеален. Так что его любовь к лихой езде, родившаяся еще до Токио, в Шанхае – не просто черта характера, а служебная необходимость. Это позволяло ему максимально операивно решать рабочие вопросы. При всем своем романтизме и идеализме он был весьма практичным человеком.
– Ну, а женщины…
– Надо понимать, что он был человеком начала ХХ века, германским коммунистом 20-х годов. То есть по географии и по времени он точно совпал с первой сексуальной революцией в Европе. У него были весьма определенные взгляды на половой вопрос, вовсе не какие-то шокирующие на фоне взглядов многих его современников, тех же немецких социалистов. Да и не только их: этим взглядам симпатизировала наша женщина-дипломат Александра Коллонтай (ей приписывают фразу «Заняться любовью – это так же просто, как выпить стакан воды». – Ред.)
– У Зорге были две жены.
– Или одна. Или три – как считать… Условно официальных брака было два – условно, потому что до сих пор не найдено никаких документов, подтверждающих их официальность.
С первой женой они познакомились в Германии: Зорге увел ее у своего преподавателя в университете, который вскоре после этого скончался от диабета. Она приехала с ним в Москву, якобы ей там не понравилось, и она, бросив Зорге, уехала. Так она сама писала в своих воспоминаниях. Но потом были опубликованы документы, раскрывающие правду: оказалось, что Христиана Герлах-Зорге стала агентом советской военной разведки задолго до своего мужа, и уехала она из Москвы, выполняя задание Разведупра. Отправилась в Англию, а затем в Германию, где, видимо, еще долгие годы была связана с нашей нелегальной резидентурой и возглавлявшим ее в Берлине сотрудником по фамилии Басов. Именно она познакомила Зорге, который навещал ее в Берлине, с Басовым. А тот написал документ в Москву с просьбой дать разрешение на вербовку Зорге и получил его. Таким образом, первая жена его не бросила – наоборот, сделала своим коллегой, именно с ее подачи он стал разведчиком.
Вторая жена, Екатерина Максимова – персонаж исключительно загадочный, правду о ней мы, видимо, не узнаем никогда. Есть странные упоминания о том, что Зорге первое время ее опасался, считая агентом ОГПУ. Была она им или нет, но со временем они действительно полюбили друг друга и какое-то время жили вместе. Она должна была родить от него ребенка, но, к сожалению, этого не произошло. У них не был зарегистрирован брак, но она получила документы как жена военнослужащего Генерального штаба Р. Зонтера, а потом благодаря этому получила комнату в здании, которое сегодня назвали бы семейным офицерским общежитием – напротив Кремля, там, где ныне располагается «Роснефть». Зорге считал ее своей женой, его жалование зачислялось ей на аттестат, и она на эти деньги существовала вплоть до 1942 года – тогда ее арестовали по подозрению в связях с врагами, и через несколько месяцев она умерла в ссылке… Зорге постоянно присылал ей подарки из Японии или других стран, в которых бывал. Что удивительно, до сих пор неизвестны каналы получения этих подарков: Зорге использовал какие-то нелегальные связи. Даже для самого Разведупра было загадкой, как Зорге передает их своей жене в Москву!
Ну, а потом у него действительно было очень много подруг в Японии. Прежде всего, это даже не японки, а иностранки, жившие в иностранной колонии. Главным образом немки. Например, когда в Токио он встретился с женой того самого Ойгена Отта, военного атташе и будущего посла Германии, с изумлением признал в ней свою прежнюю подругу. Судя по всему, у них с Хельмой Отт еще в начале 20-х, в Германии был роман. И в Японии эти отношения возобновились. Посол об этом знал, но относился к этому спокойно, во всяком случае, внешне никак свои чувства не демонстрировал. Вот то, что Зорге оказался советским разведчиком, для Отта стало тяжелейшим ударом – Рихард ведь был его настоящим и, как он думал, искренним другом.
Но самая важная изо всех женщин, которые Зорге встретил в Японии, а скорее всего, и в жизни – Ханако Исии. Из-за этой истории я когда-то вообще заинтересовался Зорге, потому что она меня потрясла, она по-настоящему пронзительная. Ханако работала хостесс в германском ресторане в Токио. В Японии хостесс скрашивают времяпрепровождение мужчин в ресторанах, все время с ними разговаривают и подливают алкоголь, и больше ничего. И вот хозяин ресторана Хельмут Кетель попросил Ханако подсесть за столик к иностранцу, который в тот день отмечал свое 40-летие в полном одиночестве. Так они познакомились и провели вместе шесть лет. Время от времени они расставались, у него были другие подруги, но Ханако все время была рядом и всегда была готова ему помочь. Вряд ли Зорге ее любил, но она его любила точно.
После победы никто не интересовался Зорге – напомню, что и в нашей стране им заинтересовались лишь в 1964-м. И только одна маленькая японская девушка Ханако Исии все время о нем помнила. В 1945-м она узнала, что годом раньше в тюрьме Сугамо за шпионаж были казнены два человека, одним из них был японец Одзаки Хоцуми, а вторым – ее возлюбленный. И потратила несколько лет на то, чтобы перезахоронить останки Зорге. Для начала их надо было найти: он был погребен в могиле для неопознанных трупов на одном из центральных токийских кладбищ. С огромным трудом нашла. Ей надо было опознать истлевшее тело – и она руками перебирала его кости, узнала его костюм, ремень, который когда-то ему подарила. Хотела сохранить себе его истлевшие ботинки, могильщики ей отсоветовали. Взяла в руки череп – «где находился мозг человека, которого я считала самым умным на свете», – и прижала к себе так, как прижимала когда-то его голову. Как прижимала 22 июня 1941 года – в самый, наверное, тяжелый день в жизни Зорге, который он провел с ней, плача…
Она на свои деньги купила место на кладбище и поставила памятник. И написала замечательную книгу «Зорге как человек». Она до сих пор не была переведена на русский, но сейчас этим занимается замечательный переводчик Анна Делоне, и у нас есть надежда, что вскоре ее опубликуют. Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось.
