О субординации, ритуалах, свободе и несвободе

Проведя многие годы за колючей проволокой, человек начинает по-особому относиться к свободе. Банально, но начинает ее ценить. И наоборот, бывает, что тот, кому дозволено всё, ищет добровольных оков, ищет возможности сдерживать себя, предлогов ограничения собственной свободы и “выравнивания” поведения. Не так давно в Японии я смог сделать любопытные наблюдения по этому поводу, сопоставляя стили общения русских, американцев и англичан с японцами.

Когда-то Лариса Рубальская, долгие годы проработавшая в московском бюро “Асахи симбун” рассказывала мне о своем неприятии русских сотрудников, пытающихся в общении с японцами полностью перестроиться на японский манер: низко кланяться, семенить при хотьбе, менять интонацию в языке, подражая японскому и т.д. Тогда я уверенно поддержал ее позицию, а вот сейчас…

Проработав несколько лет в офисах, где, по японскому обычаю, ходят в тапочках, замечаю, что уже и сам потихоньку начинаю семенить (иначе при быстрой ходьбе просто выскочишь из тапочек). Разговаривая по телефону с японцами, поневоле “включаюсь” в их интонацию и вот уже сам начинаю беспрерывно “нээ-э-э-кать” и “ээ-э-э-кать”. Но самое главное, кланяюсь!

Правда, для себя у меня есть два веских оправдания. Первое: при среднем росте японского собеседника в 165 см мне, чтобы донести до него информацию где-нибудь в шумном зале ресторана или на тусовке, поневоле приходиться спускаться сантиметров на 25-30 – чтобы выровняться. Иначе придется кричать, а это некрасиво. Второе: за пределами офиса и работы это у меня проходит и “на воле” такая тенденция не прослеживается (правда, вскоре после возращения из Японии мы с женой как-то при прощании в Шереметьеве долго раскланивались – к изумлению вполне нормальных окружающих нас соотечественников, но потом прошло).

Так или иначе, но такое следование ритуалам является скорее бессознательным, чем осознанным, поведением человека, инкорпорированного в одну с ними среду. Другое дело – целенаправленное подчеркивание своего стремления даже не просто быть похожим на японцев, но и акцентировать внимание на своем подчиненном по отношению к ним положении. Как правило, лишь периодически соприкасающиеся с японцами люди – крупные предприниматели, карьерные дипломаты, деятели культуры оказываются по своему сиюминутному положению или равны японским партнерам либо находятся несколько выше их. Японистам же по условиям профессии часто приходится мириться с подчиненным положением (переводчики, ассистенты, продюсеры) – это нормально, и они это никак не подчеркивают. Но вот в Киото я увидел как ведут себя с японцами адепты боевых искусств – иностранцы. Увидел – был поражен. Среди сотен наших коллег из 47 стран мира резко выделялись несколько десятков американцев и англичан, назойливо подчеркивающих свой – более низкий по отношению к японским сэнсэям статус.

Отношение это распространялось как на “своих” наставников – мастеров будо, которые преподавали искусство этим командам, так и на любых других японцев в кимоно и или форменных галстуках Организации, оказавшихся в пределах видимости супервежливых саксов. Крики “Осс!” точно указывали нам местонахождение членов американской и английской делегаций, как бы далеко от нас они не находились. Во время официальных мероприятий, когда плотность сэнсэев на единицу площади становилась критически высока, крики превращались в нескончаемые вопли, которые смягчало только то, что направлены они были в пол.

Поскольку японские мастера свободно перемещались во время этих мероприятий по залам, то полные уважения и почтительности саксы, стараясь как можно ярче продемонстрировать переполнявшие их чувства, получили возможность кланяться японцам при их приближении или даже в ожидании этого приближения. В последнем случае поклоны с неизменной амплитудой в 90 градусов сначала производились просто “как можно чаще”, а в случае, если сэнсэй действительно направлялся в их сторону, поклон становился непрерывным – ожидающие просто застывали в нем, пропуская японцев и, топчась на месте и глядя в пол, поворачиваясь вслед за ними. После прохождения, ученики мелко семеня, следовали за сэнсэями, то и дело вскрикивая басовитыми голосами свое любимое “Осс!”. Причем крики неслись именно в пол, поскольку поднять глаза на обожаемых учителей британцы не осмеливались.

В случае, если такая команда встречала кого-то из уважаемых людей в коридоре гостиницы, могла сложиться не вполне удобная ситуация. Здоровенные американцы, выстроившись вдоль стены и почтительно склонившись, перегораживали наклоненными торсами весь коридор, и один раз я наблюдал, как ошалевший от таких знаков внимания почтенный японский дедушка был вынужден коснуться бритого загривка ближайшего к нему адепта, чтобы обратить его внимание на невозможность сэнсэя следовать своим курсом. Конечно, вся команда тут же приняла стойку “смирно” и душераздирающее “Осс!!!” погнало сэнсэя к лифту.

Впрочем, бывали случаи и похуже. В перерыве между тренировками группа англичан вошла в туалет и, к своему ужасу (вероятно, они думали, что боги не писают), увидела стоявшего у писсуара старого мастера. Громоподобное “Осс!” сотрясло стены японского клозета, вся команда резко согнулась в поклоне, а едва не подпрыгнувший от неожиданности старик все никак не мог найти завязки хакамы, чтобы в приличном виде убраться восвояси. На ходу заправляя кимоно, он бочком протискивался к выходу, а сами себя перепугавшиеся и растерянные ученики непрерывно кланялись ему и пытались скрыть смущение как можно громче и чаще крича “Осс! Осс, сэнсэй! Осс!”.

Ритуал, конечно, дело хорошее, важное и нужное. Но майский урок в Киото еще раз навел меня на мысли о том, что все хорошо в меру – кому как не нам, познавшим и свободу и несвободу, понимать это? Вполне вероятно, что без такой жесткой дисциплины и фанатичного, бездумного исполнения ритуалов бывших американских панков и британских рокеров и не соберешь в одну команду. не заставишь работаь вместе, не дашь понять, что такое коллектив. Но нужно ли это нам? На это пусть каждый ответит сам. Я же теперь пытаюсь более тщательно контролировать глубину поклона и скорость предвижения по офису – люблю свободу.