Часть 1 (военно-полевая): по следам В. Талалихина

Кто не знает: Герой Советского Союза В.В. Талалихин – автор первого официального ночного тарана в небе под Москвой. Кому не интересно, дальше не надо читать.

Хорошая погода и подаренный на день рождения велосипед дали мне возможность медленно (не на авто всё-таки) и не отвлекаясь на посторонние мысли (проеду я через эту канаву или нет?) выкатиться за околицу родного села и проехаться по дорогам, знакомым с детства. После второго веловыезда я понял, что мне явно не хватает фотоаппарата, а к результатам его работы – текста. Места у нас неяркие, написано про них немного, а то, что опубликовано, мало кто читал. Вот мне и захотелось поделиться впечатлениями от своих велопрогулок с теми, кому может оказаться интересна история «Среднего» Подмосковья – северо-восточной окраины южного Чеховского района.

С детства мечтая стать военным, я особенно любил выспрашивать воевавших родственников о том, как ЭТО было, искать поблизости следы боев. Фронт да нас, по счастью, не дошел, но война всё-таки коснулась. Зримое свидетельство этого прикосновения – огромное поле перед сельцом Добрынихой километрах в 10 от нас. Двоюродная бабушка служила на этом аэродроме механиком по вооружению и, хотя рассказывала очень мало, как-то обмолвилась, что к ним на аэродром привезли однажды утром героя – летчика Виктора Талалихина, ночью таранившего немецкий бомбардировщик и пытавшегося, по ее словам, дотянуть до своего аэродрома. Привезли перевязанного, с раненой рукой, очень молодого и очень худого… Часто рассказывала бабушка (и, наверно, показывала, да я мал был – не помню) о сломанных березах, что растут по краям нынешнего кукурузно-пшеничного поля. Сломанных со всех сторон, но в основном с юга – со стороны фронта, и обязательно – по направлению к полю. Пытавшиеся дотянуть до аэродрома подбитые, выработавшие горючие, самолеты нередко дотягивали только до этих берез…

Лет двадцать назад на краю аэродрома появился памятник, стилизованный под воронку от взрыва: «на этом месте упал самолет Героя Советского Союза Виктора Талалихина после ночного тарана фашистского бомбардировщика, рвавшегося к Москве». В то же время огромный монумент Талалихину на окраине Подольска, в Кузнечиках вводил меня в заблуждение: где был таран, где упал советский летчик, что вообще произошло?

Сейчас все это несложно установить с помощью интернета: замкомэска Талалихин вечером 6 августа взлетел на перехват немецких бомбардировщиков с аэродрома Кузнечики. Бой шел в половине двенадцатого ночи на высоте около 4000 метров над станциями Львовская и Столбовая Курской железной дороги. У Талалихина кончились патроны, и он атаковал отстреливающийся и уходящий на юг «Хейнкель-111» своим «И-16»-м. После удара истребитель перевернулся и развалился. Летчик же летел вслед за падающим немцем вниз около километра в затяжном – пока не открылся парашют. Теперь понятно: он не пытался дотянуть до аэродрома, на котором стояли наши Ил-2 из 565-го авиационного полка, он просто падал, дравшись до последнего и надеясь только на счастливый случай: очередь пулемета из «Хейнкеля» прострелила Талалихину руку. То, что он остался жив при ударе – чудо. То, что выжил при ночном приземлении на незнакомую местность и раненым – больше, чем чудо.

Чтобы найти место приземления сворачиваю перед памятником налево – к деревне Степыгино. Она рядом, на северном краю того же огромного поля. В деревне очень тихо, большинство домов перестроены под дачи, но кроме огромного желтоватого – как будто прокуренного – козла, на улице никого не видно. Из-под маленького бетонного мостика вытекает еле видный ручеек – будущая река Северка, довольно полноводная уже километрах в пяти отсюда.

В центре села – памятник погибшим, но упоминаний о Талалихине нет. Не встретил нигде и упоминаний о игуменье Магдалине – бывшей настоятельнице монашеской общины в соседней Добрынихе, а еще раньше – фрейлине императорского двора, коротавшей здесь последние годы своей жизни после изгнания из монастыря колхозными властями…

По грунтовой дороге качусь дальше на восток. Дорога сухая, сзади клубится пыль, в которой скрываются атакующие меня оводы и слепни – лето… Запах в пшеничных полях стоит густой и сладкий – как у проходной хлебозавода. Ближе к Мансурову дорогу перепрыгнул в тройном прыжке бурый заяц, а еще метров через сто – перебежал хорек. Тишина стоит мертвая – лишь жужжит велосипедная цепь, да жаворонки заливаются в совершенно есенинском небе: «…только синь сосет глаза».

Перед Мансуровым большой пруд, на берегу которого рыболовы сидят как солдаты – в тесную шеренгу, к плечу плечо. В дальнем уголке никого, хотя кресло стоит неспроста – наверно, тут ловится по утрам, а время уже к вечеру.

Недалеко от западного въезда в деревню нахожу памятник и подробную справку, разъясняющую историю тарана: Виктор Талалихин упал с парашютом здесь, на окраине села. Падение смягчило приводнение в мелкую в этом месте Северку. Летчика сразу нашли местные жители, отвели в ближайшую избу, перевязали, напоили молоком. Утром отвели в Степыгино, а оттуда на У-2 местные летчики переправили в Кузнечики.

Меньше чем через 3 месяца Виктор Талалихин погиб в воздушном бою. До этого он, видимо, еще раз побывал в Мансурово – сохранилась его фотография у сбитого «Хе-111». Немецкий самолет упал недалеко от места приводнения нашего летчика. Гитлеровские пилоты, в том числе командир экипажа, кавалер Железного креста, погибли на месте. Фотографирование проводили по случаю широкого информирования общественности о подвиге 22-летнего Героя Советского Союза – долго время этот таран считался первым ночным в истории войны…

Я возвращаюсь обратно. У выезда на дорогу, отделяющую Чеховский район от Домодедовского, слезаю с велосипеда и продираюсь через густую траву к краю аэродрома. Всё правильно: вот, хотя и заросшие, но в целом неплохо сохранившиеся траншеи с ячейками, чуть дальше провалившийся, полузасыпанный, но вполне узнаваемый блиндаж.

Над ним – сломанная береза. Вряд ли ей 70 лет, и сломалась она, возможно, от какого-нибудь очередного урагана, но, так или иначе, упала как тогда – в сторону летного поля, как будто остановив собой чей-то полет. А может, и в самом деле, она из тех – старых, роковых берез?

Напротив, через дорогу – военный городок, славящийся когда-то жуткой засекреченностью (в 90-е «Аргументы и Факты тайну раскрыли: сюда идёт метро от Арбатской), да феноменально роскошным снабжением, а теперь носящий имя Талалихина. Рядом с КПП зримый признак перемен: на флагштоке вместе с флагом советского ВМФ развевается «веселый Роджер»… Дорога под уклон покатила меня обратно. Но я еще вернусь.

На горизонте – Успенский храм села Добрыниха. Туда съезжу в следующий раз.