Часть 2 (печальная): угрюмый край

Мои родные места если и пользуются известностью, то иначе как скандальной ее не назовешь. Вот и в этот раз велосипед привез меня в соседнее село, которое упоминалось в центральной прессе лишь единожды: здесь, в Добрынихе, в психиатрической больнице имени О.В. Кербикова в июне 1998 г. умерла Галина Леонидовна Брежнева.

Когда местные краеведы пишут о Добрынихе, они часто используют выражение «в лесной угрюмой стороне» – и вполне справедливо. Несмотря на то, что кругом теперь дачи и дороги, стоят эти дачи хоть и в красивых, но всё равно каких-то диковатых местах (да и сама Добрыниха относится к Угрюмовскому сельскому округу – по названию деревни, спрятавшейся за лесом), а изначальное предназначение дорог выдает их радиусно-рокадная планировка да шлагбаумы, внезапно перекрывающие асфальтовые полотна: стой, запретная зона! Что касается очагов культуры, то с военными понятно, а для людей гражданских они сосредоточены в клиниках для умалишенных, коих на округу четыре, и Добрыниха – не исключение.

При подъезде к этому маленькому сельцу, в котором двухэтажных домов – по пальцам перечесть, а хрущевок так просто две, открывается захватывающий вид на красивейший храм, который сильно портит годами стоящий на капремонте новостроенный корпус психбольницы. Знак «извилистая дорога» напоминает о том, в какой стране мы живем: предсказуема у нас только всеобщая непредсказуемость. Когда-то эти места, хоть и числились в угрюмых, но фамилиями славились громкими, на всю Россию известными. Само урочище Добрыниха-Щеглятьево издавна принадлежало князьям и графам Орловым-Давыдовым, но воспоминания о них сохранились лишь в книгах краеведов: угрюмость наша всё-таки не в непроходимости лесов заключается, а в дремучести людской памяти. Попробуем ее освежить.

Добрыниха появилась на свет в конце позапрошлого века, когда графиня Мария Владимировна Орлова-Давыдова – фрейлина императрицы Марии Федоровны получила в 1883 г. в наследство земли Щеглятьевской вотчины и решила устроить здесь христианскую общину. Далее цитирую краеведа Чулкова: «В 1893 г. она возвела сестринский корпус с домовым храмом в честь иконы Божий Матери «Отрада и Утешение», привезенной с Афона. Вскоре она стала настоятельницей, игуменией Магдалиной, и 1899 г. приступила к строительству соборного Успенского храма, проект которого выполнил академик архитектуры С.У. Соловьев. …В течение нескольких лет создается монастырский комплекс, обнесенный высокой стеной с башнями по углам. Въезд в монастырь с западной стороны создан в виде арки, над которой мозаичная икона и звонница прямоугольной формы с тремя куполами, увенчанными крестами. В проекте соединились формы различных эпох русского зодчества. Храм расписали художники Соколов и Пашков в древнерусской манере. Роспись во многом сохранилась до наших дней. Строительство собора было закончено в 1904 г.
В течение нескольких лет создавался монастырь с его системой благотворительных учреждений: церковно-приходской школой, приютом для бедных детей, больницей, двухэтажным сестринским корпусом с домовым храмом и богадельней».

Добавить к этому можно только одно: правильно – почти ничего из архитектурного ансамбля монастыря не сохранилось! Исключение – Успенский собор, законченный в 1904 г., но напоминающий не нарядные деревенские церквушки своего времени, как храм в соседнем Щеглятьеве, а одноименный кремлевский собор в древнерусском стиле. Снова слово специалистам: «Здание с полуподвалом, на высоком цоколе, опоясывает аркатурно-колончатый фриз, прясла стен оканчиваются закомарами, по которым положены посводная металлическая кровля. Близки к владимирским образцам узкие удлиненные окна в профилированных амбразурах. Из трех порталов сохранился западный, в духе 17 в., луковичные главы утрачены. Сдержанная архитектурная декорация некогда беленного здания удачно дополнена живописью в виде красочного сюжетного панно на стене центрального алтаря и мозаичной композицией в тимпане притвора».

Я сам почти ничего не понял из этой цитаты, но тот, кого это интересует найдет более подробные сведения здесь. Там же можно узнать и об истории женской монашеской общины, обращенной после революции в колхоз «Весна», а к 1929 г. ликвидированной полностью и без остатка (игуменья Магдалина была выселена в деревню Степыгино, где и вскоре и умерла).

Снова процитирую краеведов (все равно лучше и подробнее не скажешь): «На поддержание существования общины «Добрыниха» тратились огромными средства. Основы ее финансового благополучия составляли процентные бумаги и кредитные билеты на сумму более чем 411 тыс. рублей, значительная часть которых была получена по завещанию графа Сергея Владимировича Орлова-Давыдова. В его духовной, составленной 15 апреля 1903 года душеприказчикам поручалось «продать по вольной цене фамильные бриллиантовые, жемчужные, а равно и другие драгоценные вещи и предметы… находящиеся …в особой шкатулке запечатанной моей гербовой печатью, и на вырученную сумму приобрести русские государственные или ипотечные бумаги, которые и передать в неприкосновенный капитал общине во имя иконы Божией Матери Отрада и Утешение, основанной моей родной сестрой монахиней Магдалиной в миру Марией Владимировной Орловой-Давыдовой и находящейся Московской губернии Серпуховского уезда при с. Щеглятьеве».

До революции в 1916 году община получила 41,5 тысячи рублей дохода, тогда как расходы составляли чуть более 9 тысяч рублей. Значительные доходы – более 6 тысяч рублей – получены от продажи скота, плодов, овощей и мёда.

Община выделила в 1916 году на содержание больных в Покровской психиатрической больнице, на действующую армию и семьям призванных на войну и раненых солдат более двух тысяч рублей. К 1917 году у общины насчитывалось капитала на сумму 412 тысяч рублей. В годы революции и гражданской войны все эти капиталы были потеряны…».

Вместо утраченных капиталов в общине появились спасавшиеся от большевиков жены и дочери бывших местных землевладельцев: княгини Васильчикова и Ширинская-Шихматова, дочери генерала Языкова. Ненадолго – как я упоминал, к началу коллективизации «монашек разогнали», а в монастыре вскоре открылся филиал Троицкой психиатрической больницы, ставший со временем самостоятельной клиникой. Сама по себе больница в Добрынихе вид всегда имела непритязательный – с той же Троицкой или Мещерской (Покровской) не сравнить. Построенные при игуменье Магдалине корпуса частично сохранились, но в глаза не бросаются и особенного впечатления не производят. Исключением остается Успенский собор – обшарпанный, с сорванными луковками и крестами, он и в советское время умудрялся выглядеть величественно, а фрески на его фасаде производили сильное впечатление даже на такого далекого от церкви человека, как я. Сейчас же, почти полностью отреставрированный, он парит над этим краем, видный за несколько километров с юга и с севера.

О работе самой больницы мы знали мало – все время ходили слухи, что она то ли закрылась, то ли ее вот-вот закроют. Неудивительно поэтому, что те за два года, что прожила здесь дочь Брежнева, никто об этом так и не узнал – угрюмый край. Выйди практически из любого дома в Добрынихе – лес густой в десяти метрах от подъезда. До железной дороги – метров 50, но ходят по ней только грузовые составы. Добраться сюда только редким автобусом или на машине, ну или как я – на велосипеде. И только там – за железной дорогой, начинается другая жизнь: от Щеглятьева и южнее пейзаж становится повеселее, а деревни поуютней. Не зря в свое время Антон Павлович выбрал эти места для покупки дачи. Но туда – в чеховское Мелихово – я съезжу как-нибудь в другой раз.