Кетчуп

Как-то раз я обедал на американской военной базе в одной далёкой азиатской стране. Мне было тяжело: до обеда меня, больше десяти лет прослужившего в армии родной, водили по расположению базы два американский майора (один черный, другой белый, как положено) и били. Били морально. Сначала меня, по правде говоря, ударил их шеф -командующий базой. Моложавый и молодцеватый полковник без кепки подошел ко мне в штабе, пожал руку, улыбнулся американской улыбкой и представился, но я далеко не сразу сообразил, с кем имею дело. Он лихо взбежал по ступенькам на второй этаж, а в моем разыгравшемся воображении тут же вспыхнула картинка молодости: комбат, тяжело поднимающийся по ступеням в училищном клубе, обводящий взглядом нас – сидящие курсантские ряды, и тяжело выдыхающий сакраментальное «Я на вас смотрю, а вы – как спинки стульев! Книжки надо читать! Как я! Я уже четыре прочитал».
После презентации базы, которой по контенту и дизайну позавидовали бы многие московские менеджеры (командующий имел университетское образование), меня повели «бить» в казармы. Я помню, как однажды, много лет назад, в воскресенье к нам в роту зашел дежурный офицер капитан Павлов и, увидев лежащего на кровати курсанта, показал ему, тут же подпрыгнувшему и успевшему в прыжке одеть ремень, римскую «V». «Товарищ Москович, вы поняли, что это значит?» – спросил Павлов. «Так точно, товарищ капитан, – весело отвечал Москович, – два наряда вне очереди!». «Нет, – ухмыльнулся Павлов, – нет, Москович, это не два. Это пять»… В американских казармах солдаты, петти-офицеры и сержанты лежали на кроватях не просто одетые и в середине дня, но еще и в ботинках. Некоторые с оружием. Увидев мой ошалевший взгляд, гуси-майоры, сопровождавшие меня, охотно пояснили, что если солдат спит, значит, имеет на то право. Может, конечно, быть всякое, но имеет или нет на самом деле – проблема его командира, сержанта. Больше в процесс никто не вмешивается. А что с оружием, так сейчас идет сбор на очередной рейс в Афганистан, борт задерживается, вот кто-то и решил вздремнуть, а кто-то общается с семьей по скайпу…
Перед казармой два местных рабочих чистили колодец. Над ними нависли две толстые военные негритянки без головных уборов, но с расстегнутыми кобурами и постоянно шевелящимися черными пальцами над воронеными рукоятками кольтов. Взгляд американских женщин-военнослужащих не предвещал ничего хорошего, а я вспомнил, как другой комбат, построив батальон, подводил итоги проверки парко-хозяйственного дня: «Захожу сегодня в 16-ю роту и что я вижу? У курсанта Иванова в тумбочке голая баба! Я ее отодрал и выкинул. Можете посмотреть: вон она, из урны торчит», – и восемьсот голов личного состава батальона проследили движение желтого комбатовского пальца, указавшего на урну, из которой виделся смятый плакат с то ли Памелой Андерсон, то ли с Самантой – лица не помню…
Больше же всего на американской базе меня поразила солдатская столовая. Вот это был удар! Поразило даже не то, что она оказалась совсем не солдатская, а вполне себе и офицерская тоже. Точнее, демократическая, потому что там же трапезничают и командующий базой, и сержанты, и обслуга из числа местного азиатского населения. И даже не то, что открыта столовая круглосуточно, что там 27 видов мороженного и чипсов – «от угла и вдоль стены до выхода», как любезно пояснили мне гуси-майоры, и то, что выбор блюд покруче, чем в хорошем московском отеле… И не то, что карри с морепродуктами, суп из акульих плавников и гавайский салат, которые я, в конце концов, выбрал, оказались достойными лучших ресторанов, в которых мне приходилось бывать, а в самом городишке, что рядом с базой, ничего подобного и в помине нет. Не это. Больше всего меня потряс кетчуп.
На каждом столе стояло шесть бутылок кетчупа. В основном, “Хайнц”. Но был кетчуп и других производителей. Я тупо смотрел на эти бутылки и вспоминал, как во времена моей учебы в военном училище нам два раза за четыре года дали горчицу. Первый раз этот было во время выборов депутата на 1-й съезд народных избранников, когда от училища баллотировался один жирный генерал. Второй – во время инспекции Минобороны, когда приехало сразу много жирных генералов. Что делать с горчицей, мы не знали – помимо неё съедобными продуктами был только белый хлеб и масло, есть вместе их оказалось противно, и после обеда дежурный аккуратно собрал ее обратно в банку… Впрочем, не уверен, что мы тогда вообще знали о существовании кетчупа…
А еще нам очень хотелось есть. Всегда. Потому что то, что нам давали, есть было нельзя. Даже если очень голоден. Голод стимулировал креатив. Выходя в город в увольнение, мы мчались знакомиться с девчонками, надеясь попасть при этом на местных, а не из соседнего общежития пединститута. В голове у нас при этом было только одно: «Есть!». А местные могли накормить. Впрочем, когда мы проникали в институтскую общагу, в голове у нас тоже было то же самое. Но кетчупа не было нигде – ни в городе, ни в общаге…
Я смотрел на этот кетчуп в американской столовой, и мидии не лезли мне в глотку. Всё остальное было уже не важно – и то, что там же в столовой есть специальный стол, где лежат четыре фуражки (по родам войск) и стоит хрустальный фужер в честь погибших, и скайпы, и кондиционеры в казармах, и что на бронежилете, закрывающем, кстати, не только грудь, но и шею, и бока, и пах, сзади есть специальная лямка, чтобы сподручнее было эвакуировать раненых…
Я шёл из столовой, так и не попробовав американского кетчупа, вспоминал свою службу в армии, жирных хамов-генералов, угодливых штабных полковников, вечно пьяных прапоров и дух борьбы. Говорят, что если наш солдат всего этого лишён, он лучше воюет. Мол, оставьте американскую армию в Афганистане без благ технического прогресса – посмотрим. Может быть. Но почему-то кажется, что никто – ни президент, ни Америка свою армию не оставят – это мы по себе судим. И что есть стратегия войны, но у каждого она своя. У них она, нам непонятная, недоступная и неприятная: армию надо хорошо обучить, обеспечить, холить и лелеять. И давать ей кетчуп – шести сортов. Не во время проверок, а каждый день. На боеготовность это влияет только положительно – солдат от этого не только о еде думает. Конечно, воевать можно и без кетчупа – кто спорит? Но если кетчуп есть, почему его нельзя есть?
Наверняка многие увидят во мне советского человека, “измученного нарзаном”, то есть, простите, отсутствием треклятого кетчупа в Советской Армии. Оно бы так и было, если бы не одно но… Американские солдаты произвели на меня впечатление хорошо подготовленных, довольных жизнью и службой людей. Возможно, морпехи на этой базе какие-то отборные. Очень может быть. Но каждый раз теперь, когда я буду встречать в Москве солдат, просящих подаяние в виде сигарет и мелочи, а встречаю я их часто, я буду вспоминать тот кетчуп в солдатской столовой в далекой азиатской стране.