Муза Кагава: “Я не хафу, я – дабуру!”

Первая моя встреча с этой удивительной женщиной была случайной. На службе в соборе Воскресения Христова в Токио, более известном, как Никорай-до, одна из представительниц русской диаспоры представила меня ей, и мы все немедленно получили приглашение собраться на обед в доме Музы Кагава. Русский стол в элитном районе Токио, не просто русский, а харбинский – дореволюционный русский язык хозяйки дома, удивительные истории, которые я тогда услышал, мягкие, но точные и оригинальные суждения на интересные темы, связанные, прежде всего, с жизнью русских в Японии, заставили меня просить о дополнительной встрече для интервью.

– Муза, вопросы привыкания к жизни за границей, социальной адаптации, особенно для смешанных семей, очень сложные. В случае с русскими в Японии большую роль играет разница менталитетов, уровней и, если так можно выразиться, способов жизни, lifestyles. Многим русским в Японии очень хочется стать японцами. Еще большему количеству русских в России мечтается об этом – выйти замуж, жениться, уехать и чтоб все по-японски… Те, кто здесь пожил некоторое время, начинают понимать, что это невозможно, но многие наши русские девочки, родив в Японии детей, рассуждают так: «Пусть у меня не получилось, но получится у него. Пусть будет совсем японец. Зачем ему русский язык, русская культура?». Я, кстати, склонен думать, что это правильно. А как вы считаете?
– Они могут думать все, что угодно, но тот факт, что в ребенке течет русская кровь, когда-нибудь скажется.

– Вопросы крови – самые сложные вопросы в мире, – как писал Булгаков?
– Не только крови. Еще и вопросы воспитания. Знание двух языков, двух культур всегда будут для такого ребенка своеобразным козырем, которым он при желании сможет воспользоваться.

– Но ведь русский язык в Японии, мягко говоря, непопулярен. Мы для японцев – граждане странной и опасной страны где-то на севере.
– Не думайте так. Когда мы приехали сюда, а это было уже очень давно, знание русского языка мне очень помогло. В то время ведь к русским было совсем другое отношение. Это сегодня в Японии много детей от смешанных браков. Они даже по-своему популярны, их считают очень миленькими, снимают в рекламе, умиляются. Тогда было совсем иначе. Обстановка была такая, что нам нужно было себя «поставить», не дать в обиду. И знание двух языков, понимание русской культуры – было для меня козырем. У меня часто спрашивали, да и сейчас иногда спрашивают: «Вы «хафу» (от англ. half – половина, полукровка)?». Я всегда с гордостью отвечаю: «Нет, я «дабл»!». Поэтому и сегодня я говорю: русским девочкам, да и мальчикам, вступившим в брак с японцами и японками, обязательно надо учить детей русскому языку – никто не знает, как сложится жизнь, и что в ней пригодится. Никто не знает, что станет в будущем с Россией и Японией. Развитие отношений может стать очень благоприятным для этих детей – это, во-первых. Во-вторых, легко потерять вторую половину себя, если забыть второй язык, вторую свою культуру. Вот в таком случае точно получается не «дабл», а «хафу», а это даже меньше чем цельный человек. Я так думаю.

– Думаю, не все согласятся с вашим мнением. Многие ведь из России просто бегут или, как сейчас принято говорить, «сваливают» – кажется, что хуже уже быть не может. Так зачем об этом вспоминать, да еще и напоминать своим детям…
– Когда из России уезжали наши семьи, многих родственников просто убивали, расстреливали, сажали в лагеря. Сейчас никто не преследует родственников уехавших. Так что хуже бывало… Например, старшие братья моей мамы были офицерами колчаковской армии, их расстреляли красноармейцы. Бабушка, дедушка и трое младших детей – девочки, отступая, дошли до Владивостока, а потом и до Харбина. Это было в двадцатом или двадцать первом году. Мама окончила там Аксаковскую академию, а к семье присоединился еще один старший брат. Он работал в Манчжурии в строительной компании, где трудились и японцы, в том числе мой будущий отец. Папа происходил из очень древнего самурайского рода Намбу (видели потрет самурая напротив входа? Это один из моих предков). Он был представителем пятнадцатого поколения семьи Кэманаи, старшим сыном в семье защитников крепости Кэманаи, что у озера Товада в Тохоку. Можете себе представить, через что ему пришлось пройти, если в 1935 году, женившись на маме и крестившись ради этого брака, он был исключен из родовой книги. В их семье всегда были очень сильные традиции, и мой дед назвал меня в честь прабабушки.

– Музой?
– Нет, у меня есть японское имя, но я его не люблю и даже не скажу, что это за имя.

В 1945 году, когда в Харбин вошли советские войска, папу «взяли». Но мама отстояла его, сумела объяснить, что он архитектор, никакого отношения к военным не имел и работал в строительной компании. Но и в Японию ему вернуться удалось не сразу: китайцы задержали нас в Манчжурии, и он несколько лет проектировал, строил дамбы и мосты в окрестностях Харбина, а я в это время училась в русской школе. Все мои учителя были бывшими профессорами из еще царского Петербурга. Они говорили с нами на том русском языке, которого уже нет, рассказывали о стране, где мы никогда не бывали, а потому получилось так, что я сегодня помню ту Россию, которой никогда не видела.

– А как и когда вы попали в Японию?
– В Японию мы приехали в 1953 году – в Камакуру. Мне пришлось идти учиться в японскую школу – других просто не существовало. Это была серьезная проблема – до этого времени я совершенно не говорила по-японски. Несмотря на то, что мой папа был японец, в семье все говорили по-русски. Да и общались мы не слишком много: он подолгу пропадал на работе, а я после школы еще ходила заниматься балетом. Мы все очень уставали, и вечерами было не до разговоров… И вот я попадаю сразу во второй класс японской средней школы, а для меня даже простая азбука хирагана выглядит нагромождением похожих друг на друга каракулей.

Учительница тогда подготовила для меня список из 1200 иероглифов, которые я должна была выучить как можно скорее, чтобы получить возможность заниматься наравне с одноклассниками-японцами. Увидев этот список, я от ужаса получила нервный срыв и проболела три недели! Так что первый год мне было очень тяжело, хотя я сразу показала способности к математике и физкультуре, а когда одному из мальчишек вздумалось меня задеть и поиздеваться над «хафу», то ему самому пришлось спасаться – я погналась за ним по школе с веником в руках. В результате учитель наказал его дважды: за попытку издевательства и за позорное бегство от девочки.

Дети быстро учатся, и за год я догнала одноклассников в знании японского языка, а в старшей женской школе уже была заводилой в классе. Мне значительно легче, чем остальным, давались иностранные языки, и, когда мы ставили в театральном кружке Шекспира на английском, я была режиссером-постановщиком. После школы я поступила в престижный университет Васэда на факультет русского языка, а в университете Софии изучала английский и французский. Очень скоро меня пригласили работать на телевидение, и в 1963 году я впервые поехала в Советский Союз.

– Мама не боялась вас отпускать в страну, откуда ее родителям пришлось бежать?
– Нет, и мама, и папа были очень рады, что я поехала. Это хорошо видно на фотографиях: мы все были счастливы, что я увижу родину своих предков. Должна сказать, что мне тогда очень понравилось в Советском Союзе. Мне кажется, в СССР было лучше, чем в современной России.

– А потом, судя по этим фото, произошло еще одно важное событие в вашей жизни?
– Да, в том же 1963 году в Японию приехал Юрий Гагарин. Я работала с ним в качестве переводчика от телекомпании TBS и, конечно, запомнила это навсегда. Он был действительно очень простым и открытым человек. Особенно много я общалась с его женой – настоящей русской женщиной, очень скромной и красивой.

Мои контакты с родиной мамы в начале 1960-х голов становились все более интенсивными. Мне понравилось работать с Гагариным, понравилось в Советском Союзе, где я работал переводчиком на промышленной выставке. Я приобрела много новых хороших друзей из вашей страны – инженеров, ученых, режиссеров, но… вскоре оказалась на совершенно другом краю света, куда поехала вместе с мужем – японским дипломатом. Помню, как однажды из новостей узнала, что мой друг – советский режиссер снял фильм и был приглашен в Японию, о которой он слушал мои рассказы, и куда мечтал попасть. «Ах, как жаль, – подумала я тогда, – что не могу показать ему страну его мечты! Уж слишком далеко от Мадагаскара до Японии!».

– Наверно, на Мадагаскаре ваше знание русского языка не понадобилось?
– Вы думаете? Хорошо помню, как во время одного посольского приема мы – жены японского, советского и французского дипломатов, пока наши мужья были заняты, разговаривали друг с другом на едином и родном для всех нас троих – русском – языке. Это было незабываемое ощущение! Все чувствовали странность атмосферы, и казалось, что такое не может повториться, но потом я снова оказалась в похожей ситуации, когда мы работали в Испании и во Франции.

Я благодарна Японии, стране, которая приняла меня такой, какая я есть, которая меня уважает, в которой я смогла стать мостиком в человеческих отношениях между Россией и Японией. А в этом мне помогло только знание русского языка, русской культуры. Русская кровь, смешавшись с японской, позволила мне значительно легче осваивать другие иностранные языки, быстрее адаптироваться в Европе и Америке, видеть мир шире, чем он кажется просто японцам и просто русским. Поэтому, русские мамы, пожалуйста, никогда не говорите своим детям, что они «хафу»! Они – «дабл»! И никогда не отказывайтесь от предложений, которые делает вам судьба